Дневник Маленькой Души

[Оболенская О.О.]

Упавший духом гибнет раньше срока.
Омар Хайям

Суфийская притча.

Один ученик спросил своего наставника-суфия:
Учитель, что бы ты сказал, если бы узнал о моем падении?
- Вставай!
- А на следующий раз?
- Снова вставай!
- И сколько это может продолжаться - все падать и подниматься?
- Падай и поднимайся, покуда жив! Ведь те, кто упал и не поднялся, мертвы.

[Оболенская О.О.]

...ВСТРЕЧИ

Стань лучше и сам пойми, кто ты, прежде чем встретишь нового человека и будешь надеяться, что он тебя поймёт.
Габриэль Гарсиа Маркес

При встрече с достойным человеком думай о том, как сравняться с ним. Встречаясь с низким человеком, присматривайся к самому себе и сам себя суди.
Конфуций

Каждый наш друг - это целый мир для нас, мир, который мог бы и не родиться и который родился только благодаря нашей встрече с этим человеком.
Анаис Нин

Однажды я встретил на улице влюблённого нищего. На нём была старая шляпа, пальто протёрлось на локтях, башмаки его протекли, а в душе сияли звёзды.
Виктор Мари Гюго

[Оболенская О.О.]

ПРОСТОТА.
(притча)

Однажды Банкей, дзэн-мастер, работал в саду. Пришел ищущий и спросил Банкея: "Садовник, где Мастер?" Банкей улыбнулся и сказал: "За дверью, внутри, ты найдешь Мастера".....Ищущий вошел и увидел Банкея, сидящего в кресле, того же самого человека, что был садовником снаружи.
— Ты ребячишься? Освободи кресло. Это святотатство. Ты не можешь не уважать Мастера, — сказал ищущий.

Банкей встал с кресла, сел на землю и сказал: "Сейчас ты не найдешь Мастера в кресле, потому что я — Мастер". Ищущему было трудно принять, что великий Мастер такой простой, обычный. Он ушел... и промахнулся.

В другой день, когда Банкей спокойно проповедовал, его прервал священник другой общины. Эта община веровала в силу чудес. Священник похвастал, что основатель их религии мог, стоя на одном берегу реки с кистью в руке, писать святое имя на клочке бумаги, которую держал его помощник на противоположном берегу. Затем он спросил: "А какие чудеса можешь делать ты?" Банкей ответил: "Только одно: когда я голоден — я ем, когда я хочу пить — я пью".

Единственное чудо, невозможное, неимоверное чудо — быть простым, обычным. Стремление ума — быть необычным. Эго жаждет признания. И это чудо, когда вы можете быть простым, когда вы не просите признания, когда вы можете существовать, словно вас и нет. Сила всегда не духовна. Люди, которые делают чудеса, не духовны, во всяком случае, утверждение чудес в религиях просто опасно.

Ваш ум скажет: "Что это за чудо: когда я голоден — я ем, когда хочу спать — сплю". Но Банкей говорил о реальных вещах. Когда вы чувствуете голод, ум говорит: "Нет, я держу пост". Когда вы не чувствуете голода, когда ваш желудок полон, ум говорит: "Пойдем покушаем, пища такая вкусная". Ваш ум всегда вмешивается. Банкей говорит: "Я следую природе. Что бы мое целостное сущее ни чувствовало, я делаю это. Этим не управляет мой фрагментарный ум. Я знаю одно чудо: пусть естество выбирает направление, следуй ему".

[Оболенская О.О.]

ДЕРЕВО.

Ты - дерево, твое место в саду,
И когда мне темно, я вхожу в этот сад.
Ты - дерево, и ты у всех на виду,
Но если я буду долго смотреть на тебя,
Ты услышишь мой взгляд.

Ты - дерево, твой ствол прозрачен и чист,
Но я касаюсь рукой и ты слышишь меня.
Ты - дерево, и я как осиновый лист,
Но ты ребенок воды и земли, а я сын огня.

Я буду ждать тебя там, где ты скажешь мне,
Там, где ты скажешь мне,
Пока эта кровь во мне, и ветер в твоих ветвях,
Я буду ждать тебя, ждать тебя.

Ты - дерево, твоя листва в облаках
Но вот лист пролетел мимо лица
Ты - дерево, и мы в надежных руках
Мы будем ждать, пока не кончится время
И встретимся после конца.
Б.Гребенщиков

[Оболенская О.О.]

СЕРЕБРО ГОСПОДА МОЕГО

Я ранен светлой стрелой,
Меня не излечат.
Я ранен в сердце -
Чего мне желать еще?
Как будто бы ночь нежна,
Как будто бы есть еще путь,
Старый прямой путь нашей любви.

А мы все молчим,
Мы все считаем и ждем;
Мы все поем о себе,
О чем же нам петь еще?
Но словно бы что-то не так,
Словно бы блеклы цвета,
Словно бы нам опять не хватает тебя,

Серебро Господа моего, Серебро Господа,
Разве я знаю слова, чтобы сказать о тебе?
Серебро Господа моего, Серебро Господа -
Выше слов, выше звезд, вровень с нашей тоской.

И как деревенский кузнец,
Я выйду засветло.
Туда, куда я,
За мной не уйдет никто.
И может быть, я был слеп,
И может быть, это не так,
Но я знаю, что ждет перед самым концом пути;

Серебро Господа моего, Серебро Господа,
Разве я знаю слова, чтобы сказать о тебе?
Серебро Господа моего, Серебро Господа -
Выше слов, выше звезд, вровень с нашей тоской.
Б.Гребенщиков

[Оболенская О.О.]

БАХАЙСКИЙ ХРАМ.

У вершины Кармель, где стоит монастырь кармелитов,
У подножья ее, где могила пророка Ильи,
Где, склоняясь, католики к небу возносят молитвы
И евреи, качаясь, возносят молитвы свои,
Позолоченным куполом в синих лучах полыхая,
У приехавших морем и сушей всегда на виду,
Возвышается храм новоявленной веры Бахаи
Возле сада, цветущего трижды в году.

Этот сказочный храм никогда я теперь не забуду,
Где все люди живут меж собой в постоянном ладу.
Одинаково чтут там Христа, Магомета и Будду,
И не молятся там, а сажают деревья в саду.
Здесь вошедших, любя, обнимают прохладные тени,
Здесь на клумбах цветов изваянья животных и птиц.
Окружают тебя очертания дивных растений,
Что не знают границ, что не знают границ.

Буду я вспоминать посреди непогод и мороза
Лабиринты дорожек, по склону сбегающих вниз,
Где над синью морской распускается чайная роза
И над жаркою розой небрежно парит кипарис.
Мы с тобою войдем в этот сад, наклоненный полого,
Пенье тихое птиц над цветами закружится вновь.
И тогда мы вдвоем осознаем присутствие Бога,
Ибо Бог есть любовь, ибо Бог есть любовь.
1991г. А.Городницкий.

[Оболенская О.О.]

..СКРОМНОСТЬ

венец мужества - скромность.
Арабская пословица

Науки ведут к скромности, лишь глупец кичится ученостью. Так свет усиливает наше зрение и делает слепыми сов.
Мудрость Древней Индии

Надо смотреть свысока на верх своего совершенства.
Станислав Ежи Лец

Истинная доблесть в том, чтобы делать без свидетелей то, что ты делаешь для похвалы людской.
Франсуа де Ларошфуко

[Оболенская О.О.]

ГОРНАЯ ДОРОГА.
(суфийская притча)

Некий интеллектуал, учёный с вышколенным умом, приехал однажды в одно селение. Ему хотелось, в виде упражнения и развлечения, узнать, насколько различными могут быть мнения жителей этой местности об одном и том же предмете. Войдя в караван-сарай, он спросил сидевших там людей, кто в их селении самый правдивый человек и кто самый отпетый лжец. Все единодушно признали самым большим лжецом селянина Казаба, а самым правдивым человеком Растгу. Учёный посетил того и другого, каждому из них задавая один и тот же вопрос:

- Какой дорогой лучше всего добраться до следующей деревни?

Растга Правдивый посоветовал идти горной дорогой. Казаб Лжец указал тоже на горную дорогу. Это, конечно, весьма озадачило исследователя. Тогда он обратился с этим вопросом к другим жителям селения. Одни сказали, что лучше всего добираться по реке. Другие, что через долину. Третьи также советовали идти через горы. Итак, он пошёл горной дорогой, но теперь к основной цели его путешествия прибавилась ещё одна -- во что бы то ни стало узнать, почему совпали ответы самого правдивого и самого лживого. Добравшись до следующего селения, учёный остановился на постоялом дворе и рассказал свою историю, закончив её такими словами:

- Конечно, основную логическую ошибку я допустил в том, что попросил невежественных людей указать правдивого и лжеца. Я прекрасно добрался сюда горной дорогой.

Один мудрый человек из тех, кто слышал его рассказ, сказал:

-Следует признать, что логически мыслящим людям присуща слепота. Поэтому им приходится обращаться за помощью к другим. Но данный случай объясняется не только этим. Дело вот в чём: самый легкий путь сюда -- река, поэтому лжец и посоветовал идти горной дорогой. Правдивый же человек был не только правдив -- он заметил, что у вас есть осел, на котором вы сможете легко преодолеть горный хребет. Лжец же оказался невнимательным; поэтому он не подумал о том, что у вас нет лодки -- иначе он советовал бы вам добраться по реке.

[Оболенская О.О.]

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ.

Я не знал её ни ребенком, ни девушкой, ни женщиной. Но мне до сих пор кажется, что я должен её встретить.

Человеку целую ночь напролёт били карты, а бледная улыбка всё не сходит с его губ, и все ещё надеется он угадать своё счастье в быстро мелькающем крапе колод, не замечая даже ядовито-зелёной улыбки наступившего рассвета.

Я видел её - правда, только раз. Но она была тогда не женщина.

Это было давно, очень давно, и она была ещё радугой; сначала тонкая и бледная, радуга эта мало-помалу расцвела, распустилась, ехала такая яркая, такая несомненная, потом расширилась - разбухшая, бледная, потом стала делаться все бледнее, все сумрачнее, незаметнее, и наконец отцвела совсем. Я не заметил, как перестал её видеть.

Все это длилось минут двадцать. Я любил её целых двадцать минут. Я стоял тогда в потемневшем и освежённом саду. Был тихий летний вечер, такой тихий, что он казался праздничным, почти торжественным. Такие вечера бывают только у нас, на севере, недалеко от больших и пыльных городов и среди жидкого шелеста берёз. Они не кипарисы, конечно, эти белые, эти грешные берёзы - они не умеют молиться, жизнь их слишком коротка для этого, ночи томительны, и соловьи столько должны сказать им от зари до зари.

Берёзы не молятся, но перед ясным закатом они так тихо, так проникновенно шелестят, точно хотят сказать: боже, как мы тебя любим... Боже, отец белых ночей...

Над садом только что один за другим почти без перерыва прошумело и отшумело два дождя; оба сначала холодные, с острым стальным отливом, и частые, частые. Потом все реже, все теплее, золотистые, золотые, ослепительные и, наконец, еле ощутимые, совсем обессилевшие, молочно-парные.

Томительно жаркий день хотел было снова забрать силу, но было уже поздно - он понял это и только пуще побледнел. От голубого царства, которое казалось ему необъятным и бесконечным, скоро останется одна маленькая закатная полоска. Один ломтик золотистой дыни на ночном столике для той минуты, когда ты кончишь свою лазурную поэму, о поэт, и затем покрывало... чёрное покрывало. Ты, кажется, спрашиваешь, надолго ли?

Июньский день надо мною умирал так медленно и трудно, а я глядел в это время на радугу и сочинял стихи.

Это были плохие стихи, совсем плохие стихи, это была даже не стихотворная риторика, а что-то еще жалче. Но, боже мой, как я их чувствовал... и как я любил радугу... Мои банальные рифмы, мои жалкие метафоры!.. Отчего я не могу воскресить вас, о бедные нимфы, с линяло-розовым кушаком на белой кисее чехлов, с жидкими, но гладко причесанными косами, с мечтательными глазами, и в веснушках, предательских жёлтых веснушках на тонкой петербургской коже...

Я не докончил тогда моих стихов радуге - где-то близко не то запела, не то заныла старая итальянская шарманка...

Те, давние шарманки - отчего больше их не делают? Новые, когда они охрипнут, ведь это же одна тоска, одна одурь, один надрыв. А те, давние? Самым хрипом своим - они лгали как-то восторженно и самозабвенно.

Господи, что она играла тогда, эта коробка со стеклом, сквозь которое я так любил таинственную красную занавеску, символ тайны между жизнью и музыкой...

Она играла Верди, Верди - это я хорошо помню... И, кажется, Троватора... Да, да, это был Троватор, и он молил свою Элеонору проститься с ним, молил из картонной тюрьмы - Addio, mia Eleonora, addio!

Тогда ли только это было? Да, кажется, именно тогда. Не знаю, плакал ли я тогда, но теперь - я готов заплакать от одного воспоминания, пускай глупого и бесцветного, хоть нет надо мной больше ни погасающей радуги, ни белоствольных берёз... Нервы, конечно... возраст также. Но искусство, искусство, скажете вы?

Надуманное чувство, фальшивые ноты, самодовольная музыка Верди, еще молодого...

При чем же тут красота... поэзия... вдохновение... творчество? Самая любовь к радуге, разве не кажется вам это выдуманным тут же, сейчас, к случаю?

О нет. Я не лгу. А лучше бы я лгал...

Всё это сложно, господа. И ей-богу же, я не знаю - если точно когда-нибудь раскрывается над нами лазурь, и серафим, оторвав смычок от своей небесной виолончели, прислушивается, с беглой улыбкой воспоминания на меловом лице, к звукам нашей музыки - что, собственно, в эти минуты он слушает: что ему дорого и близко? - хорал ли Баха в Миланском соборе или Valse des roses, как играет его двухлетний ребенок, безжалостно вертя ручку своего многострадального органчика в обратную сторону.

И в чём тайна красоты, в чём тайна и обаяние искусства: в сознательной ли, вдохновенной победе над мукой или в бессознательной тоске человеческого духа, который не видит выхода из круга пошлости, убожества или недомыслия и трагически осуждён казаться самодовольным или безнадёжно фальшивым.
И.Анненский (стихотворения в прозе)

[Оболенская О.О.]

НЕ УХОДИ ИЗ НА МОЕГО.

Не уходи из сна моего.
Сейчас ты так хорошо улыбаешься,
Как будто бы мне подарить стараешься
Кусочек солнышка самого.
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
Ведь руки, что так нежно обняли,
Как будто бы радугу в небо подняли,
И лучше их нет уже ничего.
Не уходи из сна моего!

В былом у нас - вечные расстояния,
За встречами - новых разлук терзания,
Сплошной необжитости торжество.
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
Теперь, когда ты наконец-то рядом,
Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом,
Мне мало, мне мало уже всего!
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
И пусть все упущенные удачи
Вернуться к нам снова, смеясь и плача,
Ведь это сегодня важней всего.
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
Во всех сновиденьях ко мне являйся!
И днём, даже в шутку не расставайся
И лучше не сделаешь ничего.
Не уходи из сна моего!
Эдуард Асадов